Прошлогодний будапештский театральный сезон для меня был чеховским. К 150-летию со дня рождения великого русского писателя Национальный театр (Nemzeti Színház) поставил пьесу «Три сестры», а Театр комедии (Vígszínház) – «Дядю Ваню». Последняя постановка ближе русской душе и приятнее русскому глазу из-за прекрасных декораций, сразу чувствуешь себя летом на даче, обставленной старой мебелью, под уютным абажуром, среди банок малосольных огурцов и малинового варенья. На мой взгляд, Чехову вредит стерильность сцены Национального театра, ведь для писателя характерно подробное описание быта, с помощью которого он доносит до читателей настроение и характеры героев. Интересно, какова будет «Чайка», премьера которой запланирована на январь 2013 года.

А одной из самых интересных постановок нынешнего сезона была пьеса Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина» в театре Иштвана Эркеня (Örkény István Színház), которую режиссер Пал Мачаи (Mácsai Pál) переименовал в «Жизнь Тарелкина». В 2005 году в России, по выражению театральных критиков, Тарелкины «дохли как мухи». желание поставить эту комедию-шутку зародилось одновременно у нескольких режиссеров. А когда умные люди, в том числе Пал Мачаи, вспоминают про Тарелкина, радоваться нечему. Это не комедия и не шутка, а гротеск и бесстрашная карикатура на «бездушную государственную машину насилия». Недаром в 1883 году цензура назвала пьесу «абсолютной революцией» и надолго запретила ее к постановке. Кстати, в России она всегда приобретала актуальность, когда «либеральная оттепель сменялась заморозками».

Чем же актуальна написанная в 1869 году пьеса для сегодняшней Венгрии? У кого-то возникнут ассоциации с ущемлением демократии, о котором так часто говорят на общественных форумах и в прессе. А при виде алчных кредиторов, возможно, некоторые вспомнят о собственном кредите, достигшем огромной суммы в связи с повышением курса евро и швейцарского франка. Но скорее всего зритель задумается о судьбе маленького человека, которого в любом случае перемелет власть. Не случайно Мейерхольд в своей московской постановке «Тарелкина» в 1922 году использовал в качестве декорации мясорубку. (Оформление декораций принадлежало Варваре Степановой – художнице-авангардистке, представительнице конструктивизма).

Сухово-Кобылин смотрел в будущее с пророческим ужасом, и мы ужасаемся вместе с ним. Квартальный надзиратель Расплюев (Милан Вайда) надевает на рукав красную повязку, символизирующую беспредельную власть, и говорит: «А теперь... дрожать будут! Раболепствовать будут!» И зрители не смеются, а содрогаются. Смеяться они пытаются, когда тот же Расплюев старается разработать «механику допроса», но когда он направляет резкий свет настольных ламп прямо на публику и говорит, что подозревает «всякого, а потому следует поставить правилом – всякого подвергать аресту», в зале наступает гробовая тишина.

Декорации Лили Ижак (Izsák Lili) создают такое ощущение, что действие происходит в закрытой коробке, на стенах которой разыгрывается спектакль театра теней – сюрреалистическое видение, самый настоящий шабаш «оборотней».

Во время последнего монолога Тарелкина (Debreczeny Csaba) зритель понимает, что перед ним не просто чиновник и приспособленец, а человек крайне опасный, готовый выполнить любую грязную работу, и персонаж этот вечный, благополучно перебирающийся из одной эпохи в другую и разгуливающий по улицам Будапешта и в наши дни.

Мария Николаева
экскурсовод Музея изобразительных искусств