Мда… Пусть я буду как тот ребе из анекдота, у которого все правы, но все-таки — попробую… :)

Алlа, вот вы сказали: "… мне открылся весь Довлатов. Одно только слово, но… прекрасный человек". И ведь верно. Точно!!! Очень точно даже не подмечено, а озвучено. Потому и читаем.

Но! Разве? Разве о человеке говорила Люська, когда приводила близкие ей отрывки? Разве? Разве поэтому он органичен мне (ей, может еще кому)? Как по мне, так есть в нем удивительная способность подмечать, озвучивать нечто… особый взгляд на жизнь. И хрен с ним, что патетика, но каждому созвучно свое. Не объяснишь почему. И получается, что всё цветное. Для каждого-разное.

Нуу… ну не знаю… ну может, как если бы мы радовались цветнику, показывая друг другу любимые цветы. А вы бы предложили взглянуть на садовника. Спасибо вам за это :)) Но ведь аромат от этого не теряется, и можно любоваться и садовником, и цветами, разве нет?

Люська:

Алла, для того чтобы назвать приведенный мною отрывок бесцветным, нужно быть уверенным в «цветастости» Ваших отрывков. Все очень субъективно, по-этому я бы не давала таких категоричных оценок.

Удивительно (мн.ч.) вы уж меня простите но почему вас так много?

Удивительная Люська! Куда делось твое чудесное умение беззлобно и уморительно смешно сводить на нет мало-мальские конфликтные ситуации? Люсенька, береги себя.

А почему нас так много? Так коллега ответил — рынок, конкуренция, подделки пользуются спросом :).

Рынок, знаете ли, конкуренция и т.п. А вообще, пишите!

Алla, вы чего это суровая такая сегодня? :)

На самом деле высоколобых эстетов тут немного, т.к. понятие это уж очень относительное и точно — не про нас. Нам бы посмеяться :). Скучно не было, это точно. А про цитатку — ох, Seer ответит вам про знатоков Яндекса!

Довлатов не оседает — так это нормально, мне кажется. Для меня он — как канва. Многослойное такое настроение (где все помнить и необязательно, остается ощущение — разное, но живое, искреннее и очень доброе — это всегда). А сверху — такие искорки рассыпаны, как в «Ундервуде», вспомнишь — и рассмеешься. Или ну когда уж очень забодают — откроешь на случайной странице, улыбнешься и дальше пойдешь. Поэтому его долго и много — просто не надо. Как уже было мной сказано — очень дозированно, но в самый раз! :)

Или вот, признаюсь, как-то мимо прошла фраза «я шел домой расталкивая плечами дома». А ведь какое ощущение за этим, как нужно чувствовать себя… Замечательная фраза, по-моему, и очень хотелось бы сказать как-нибудь о себе так.

Seer, «Зона» и для меня — значит. С нее знакомство началось, 1-й том в трехтомнике. Сначала — такой тяжеловатый осадок, ну думаю — как же 2 других-то читать буду. А потом — захотелось к «Зоне» вернуться, позже, когда уже стало хватать сил не отворачиваться от «прелестей людского бытия», и получилось оценить умение человека оставаться самим собой, наблюдая за всем пусть с грустным, но юмором. Это ведь тоже — очень непросто, так мне кажется.

Люси, что это Вы такой бесцветный рассказ Довлатова привели. У него есть намного красочнее и живее. Например, вот это:

Мой армянский дедушка был знаменит весьма суровым нравом. Даже на Кавказе его считали безумно вспыльчивым человеком. От любой мелочи дед приходил в ярость и страшным голосом кричал: «Абанамат!»

Мама и ее сестры очень боялись дедушку. Таинственное слово «абанамат» приводило их в ужас. Значения этого слова мать так и не узнала до преклонных лет.

Она рассказывала мне про деда. Четко выговаривала его любимое слово «абанамат», похожее на заклинание. Говорила, что не знает его смысла.

А затем я вырос. кончил школу. Поступил в университет. И лишь тогда вдруг понял, как расшифровать это слово.

Однако маме не сказал. Зачем?

У Довлатова мне, пожалуй, «Соло на ундервуде» больше всего нравится. Здесь столько смешных миниатюр, просто умопомрачительно смешных. Достаточно одну фразу сказать, сразу можно вспомнить целое и захохотать. Я понимаю рассказ удивительно… про чтения до утра взахлеб.

Вот например, из тех, над которыми я хохотала:

Министр культуры Фурцева беседовала с Рихтером. Стала жаловаться ему на Ростроповича:

— Почему у Ростроповича на даче живет этот кошмарный Солженицын?! Безобразие!

— Действительно, — поддакнул Рихтер, — безобразие! У них же тесно. Пускай Солженицын живет у меня.

Расположились мы с Фомушкиным на площади Искусств. Около бронзового Пушкина толпилась группа азиатов. Они были в халатах, тюбетейках. Что-то обсуждали, жестикулировали. Фомушкин взглянул и говорит:

— Приедут к себе на юг, знакомым хвастать будут: «Ильича видели!»

Прогуливались как-то раз Шкляринский с Дворкиным. Беседовали на всевозможные темы. В том числе и о женщинах. Шкляринский в романтическом духе. А Дворкин — с характерной прямотой.

Шкляринский не выдержал:

— Что это ты? Все — трахал, да трахал! Разве нельзя выразиться более прилично?!

— Как?

— Допустим: «Он с ней был». Или: «Они сошлись...»

Прогуливаются дальше. Беседуют. Шкляринский спрашивает:

— Кстати, что за отношения у тебя с Ларисой М.?

— Я с ней был, — ответил Дворкин.

— В смысле — трахал?! — переспросил Шкляринский.

Больше всего мне нравится вот это:

Михаила Светлова я видел единственный раз. А именно — в буфете Союза писателей на улице Воинова. Его окружала почтительная свита.

Светлов заказывал. Он достал из кармана сотню. То есть дореформенную, внушительных размеров банкноту с изображением Кремля. Он разгладил ее, подмигнул кому-то и говорит:

— Ну, что, друзья, пропьем ландшафт?

Жаль, что это не Довлатова, а все-таки Светлова.

А такой перл:

— Долго не кончать — преимущество мужчины! Мужчины, а не оратора!

Seer, «Зона» — неплохо. Но все это уже было и до него, и после него. Своего, уникального, я там не увидела. Может плохо смотрела?

Долго Довлатова читать не могу. Просто устаю. Мысль не цепляется. Как-то он не оседает во мне.

А для меня Довлатов — «Зона».

Рожик, к сожалению мама мне не читала. Она рано ушла. Приходилось самообразовываться.

Да, военврач — это здорово. Даже помню книжка такая была Юрия Германа «Я отвечаю за все». Военврач Устименко. Не читали?

Мне тоже всегда хотелось быть врачом. Не судьба.

Но Вы критикуйте. Мне нравится. :)

to Мысля-опосля

Interesno, a v detstve Vam mama skazku o poterjannom vremeni chitala? Esli da, to xorosho, esli net, to eshe ne vse poterjano, eche ne pozdno...

Ja prosluzhil v armii voennim vrachom pochti 13 let, i, kak pravilo, v kompanii obichno rasskazivau sluchai iz svoej zhizni, tak kak mnogo povidal. Inogda mne kazhetsja, chto eto javljaetsja osnovaniem dlja legkoj kritiki, no esli eto obidno, to moi izvinenija.

Сергей ДОВЛАТОВ

Когда-то мы Жили В Горах

Когда-то мы жили в горах. Теперь мы населяем кооперативы...

Вчера позвонил мой дядя Арменак:

— Приходи ко мне на день рождения. Я родился — завтра. Не придешь — обижусь и ударю...

К моему приходу гости были в сборе.

— Четыре года тебя не видел, — обрадовался дядя Арменак, — прямо соскучился!

— Одиннадцать лет тебя не видел, — подхватил дядя Ашот, — ужасно соскучился!

— Первый раз тебя вижу, — шагнул ко мне дядя Хорен, — безумно соскучился.

Тут все зарыдали, а я пошел на кухню. Мне хотелось обнять тетушку Сирануш.

Тридцать лет назад Арменак похитил ее из дома старого Беглара. Вот как было дело.

Арменак подъехал к дому Терматеузовых на рыжем скакуне. Там он прислонил скакуна к забору и воскликнул:

— Беглар Фомич! У меня есть дело к тебе! Был звонкий июньский полдень. Беглар Фомич вышел на крыльцо и гневно спросил:

— Не собираешься ли ты похитить мою единственную дочь?

— Я не против, — согласился дядя.

— Кто ее тебе рекомендовал?

— Саркис рекомендовал.

— И ты решил ее украсть?

Дядя кивнул.

— Твердо решил?

— Твердо.

Старик хлопнул в ладоши. Немедленно появилась Сирануш Бегларовна Терматеузова. Она подняла лицо, и в мире сразу же утвердилось ненастье ее темных глаз. Неудержимо хлынул ливень ее волос. Побежденное солнце отступило в заросли ежевики.

— Желаю вам счастья, — произнес Беглар, — не задерживайтесь. Погоню вышлю минут через сорок.

Мои сыновья как раз вернутся из бани. Думаю, они захотят тебя убить.

— Естественно, — кивнул Арменак. Он шагнул к забору. Но тут выяснилось, что скакун околел.

— Ничего, — сказал Беглар Фомич, — я дам тебе мой велосипед.

Арменак посадил заплаканную Сирануш на раму дорожного велосипеда. Затем сказал, обращаясь к Беглару:

— Хотелось бы, отец, чтобы погоня выглядела нормально. Пусть наденут чистые рубахи. Знаю я твоих сыновей. Не пришлось бы краснеть за этих ребят.

— Езжай и не беспокойся, — заверил старик, — погоню я организую.

— Мы ждем их в шашлычной на горе. Арменак и Сирануш растворились в облаке пыли. Через полчаса они сидели в шашлычной.

Еще через полчаса распахнулись двери и ворвались братья Терматеузовы. Они были в темных костюмах и чистых сорочках. Косматые папахи дымились на их беспутных головах. От бешеных криков на стенах возникали подпалины.

— О, шакал! — крикнул старший, Арам. — Ты похитил нашу единственную сестру! Ты умрешь! Эй, кто там поближе, убейте его!

— Пгоклятье, — грассируя сказал младший, Леван, — извините меня. Я оставил наше гужье в багажнике такси.

— Хорошо, что я записал номер машины, — успокоил средний, Гиго.

— Но мы любим друг друга! — воскликнула Сирануш.

— Вот как? — удивился Арам. — Это меняет дело.

— Тем более что ружье мы потеряли, — добавил Гиго.

— Можно и пгидушить, — сказал Леван.

— Лучше выпьем, — миролюбиво предложил Арменак...

С тех пор они не разлучались...

Я обнял тетушку и спросил:

— Как здоровье?

— Хвораю, — ответила тетушка Сирануш. — Надо бы в поликлинику заглянуть.

— Ты загляни в собственный паспорт, — отозвался грубиян Арменак.

И добавил:

— Там все написано...

Между тем гости уселись за стол. В центре мерцало хоккейное поле студня. Алою розой цвела ветчина. Замысловатый узор винегрета опровергал геометрическую простоту сыров и масел. Напластования колбас внушали мысль об их зловещей предыстории. Доспехи селедок тускло отражали лучи немецких бра.

Дядя Хорен поднял бокал. Все затихли.

— Я рад, что мы вместе, — сказал он, — это прекрасно! Армянам давно уже пора сплотиться. Конечно, все народы равны. И белые, и желтые, и краснокожие… И эти… Как их? Ну? Помесь белого с негром?

— Мулы, мулы, — подсказал грамотей Ашот.

— Да, и мулы, — продолжал Хорен, — и мулы. И все-таки армяне — особый народ! Если мы сплотимся, все будут уважать нас, даже грузины. Так выпьем же за нашу родину! За наши горы!..

Вдруг дядя Арменак хлопнул себя по животу. Затем он лягнул ногой полированный сервант. Начались танцы!

Дядя Хорен повернулся ко мне и сказал:

— Мало водки. Ты самый юный. Иди в гастроном.

— А далеко? ~ спрашиваю.

— Туда — два квартала и обратно — примерно столько же.

Я вышел на улицу, оставляя за спиной раскаты хорового пения и танцевальный гул. Ощущение было такое, словно двести человек разом примеряют галоши...

Через пятнадцать минут я вернулся. К дядиному жилищу съезжались пожарные машины. На балконах стояли любопытные.

Из окон четвертого этажа шел дым, растворяясь в голубом пространстве неба.

Распахнулась парадная дверь. Милиционеры вывели под руки дядю Арменака.

Заметив меня, дядя оживился.

— Армянам давно пора сплотиться! — воскликнул дядя.

И шагнул в мою сторону.

Но милиционеры крепко держали его. Они вели моего дядю к автомобилю с решетками на окнах. Дверца захлопнулась. Машина скрылась за поворотом...

Тетушка Сирануш рассказала мне, что произошло. Оказывается, дядя предложил развести костер и зажарить шашлык.

— Ты изгадишь паркет, — остановила его Сирануш.

— У меня есть в портфеле немного кровельного железа, — сказал дядя Хорен.

— Неси его сюда, — приказал мой дядя, оглядывая финский гарнитур...

Когда-то мы жили в горах. Они бродили табунами вдоль южных границ России. Мы приучили их к неволе, к ярму. Мы не разлюбили их. Но эта любовь осталась только в песнях.

Когда-то мы были чернее. Целыми днями валялись мы на берегу Севана. А завидев красивую девушку, писали щепкой на животе слова любви.

Когда-то мы скакали верхом. А сейчас плещемся в троллейбусных заводях. И спим на ходу.

Когда-то мы спускались в погреб. А сейчас бежим в гастроном.

Мы предпочли горам — крутые склоны новостроек.

Мы обижаем жен и разводим костры на паркете.

НО КОГДА-ТО МЫ ЖИЛИ В ГОРАХ!

Мечта:

Odnako ego ne hvataet chtobi viponlit vse, o chem mechtal. K sozhaleniu ego planam ne suzhdeno bilo sbitsja.

Рожик, в том то и дело, что иногда надо остановиться и оглядеться вокруг, а не нестись вперед сломя голову. Что наглядно продемонстрировал уважаемый Св. Федоров. Вот поэтому всем его планам, к сожалению, не суждено было сбыться. И то, что происходит с тем, что после него осталось, тоже не радует. :(

Присоединяюсь!

Знал девушку, у которой были проблемы со зрением и с возрастом. Зрение у нее было минус 4, а возраст 30. Она очень хотела замуж и пошла к Федорову делать операцию. Операция прошла успешно, но потом начались осложнения. Последнее, что я о ней знаю, это зрение минус 7, инвалид.

Еще пример.

В школьные годы я увлекся резьбой. Техника почему-то называлась «по линолеуму», но все резали по фанере. Увлек и товарища своего. Товарищ гнал «на гора» по гравюре в неделю, если не больше. Я когда смотрел на его «творения» мне было стыдно. Я за всю жизнь сделал 2 гравюры. Одна наз. «Ветер», я ее скопировал у соседа. Я очень переживал, что у изображенной на ней девушке не в том месте оказался подбородок, и что глаза у нее не выразительные. Вторая гравюра была «Виктор Хара». Рисунок взял из «Комсомолки», увеличил по квадратикам. Тяжелее всего дались глаза. После этого я уже ничего не делал. Но глаза удались и мне не стыдно, за то, что я сделал.

Это очень хорошо и очень нужно уметь остановиться и оценить сделаное. А для этого нужно время. И очень-очень нужно отвлечься. В некоторых восточных единоборствах учат зрение делать рассеянным, потому что сконцентрировавшись на чем-то одном, не видно всего, что тебя окружает.

Это к тому, что если переть на пролом без остановки, однозначно оголишь фланги и ослабишь тылы, а это важно!